Сорванные цветы - Страница 63

– Мама, сейчас только восемь часов! Мы договорились с ребятами.

– Шапку надень, простудишься! Нечего выпендриваться!

Удивительное сочетание заботы и ненависти. Когда Лариса Николаевна разговаривала со своей дочерью, она использовала всю мощь голосовых связок и легких. Ее речь была щедро усеяна восклицательными знаками. Разговаривать в другом тоне с упрямой и взбалмошной девицей, какой считала свою дочь Лариса Николаевна, не представлялось возможным.

– Я кому сказала! Иди надевай шапку, или вообще никуда не пойдешь!

Лена метнула в сторону матери пригоршню шрапнели, сдвинула шарф на шею, надела песцовую шапку с дурацкими детскими помпонами – ну как же можно, ведь она совсем не подходит к шубе! – и выскочила из квартиры.

Лариса Николаевна раздраженно пнула ногой Ленины тапочки. Никогда не уберет их на место! Бывают же у других нормальные дети – сидят вечерами дома, играют на пианино. Четырнадцать лет – и не удержать! Каждую неделю Лариса Николаевна сгоняет с дивана в комнате дочери нового прыщавого поклонника.

Лена остановилась в подъезде, вытащила из кармана шубы разноцветный пакет, на котором были изображены три щенка в корзине, сунула в него шапку, обмотала вокруг головы шарф, взбила руками густые рыжие волосы и побежала вниз. Ребята ее не ждали, она просто хотела прогуляться по зимнему проспекту. Чтобы сверкали фонари, проносились мимо иномарки, бросали взгляды незнакомые мужчины. Теперь вот пакет в руке мешает. Мама ничего не понимает. Она просто невыносима в своем неверии. Каждого мальчика, украдкой сорвавшего у Лены невинный поцелуй, дорогая мамаша вносит в бесконечный реестр мужчин, с которыми спала ее дочь. По этому поводу у них упоительные скандалы каждую неделю. Как объяснить матери, что почти все девчонки в классе поглядывают на Лену свысока, словно умудренные жизнью женщины. Они уже успели. Недавно в школе по рукам ходила книга Натальи Медведевой «Мама, я жулика люблю». Она спровоцировала всплеск «неуставных отношений»: наэлектризованные девочки почувствовали себя безнадежно отставшими от юной героини произведения и бросились наверстывать упущенное. Всеми овладела внезапная страсть к табуированной лексике, курению и безоглядному сексу. Смерч краткосрочных любовных связей прокатился по средним и старшим классам, через месяц обнаружились первые результаты: три беременности, одна свадьба, пятнадцать случаев венерических заболеваний. Елена вышла из побоища целой и невредимой. Она затравленно вздрагивала при слове «невинность» и ощущала себя «девственницей, которую никто не возжелал». Но почему ее никто не возжелал? Лена не могла понять. Зеркало отражало симпатичную мордашку с хитрыми глазами и острым носиком. Ее пышным огненно-рыжим волосам завидовали все девочки...

Сзади послышался негромкий сигнал автомобиля. Лена обернулась.

Опустилось стекло, и молодой мужчина, улыбаясь, спросил:

– Девушка, вас подвезти?

Лена заволновалась и подошла ближе.

– Вы куда-то торопитесь? Я могу вас подбросить, – повторил парень.

Лена пожала плечами.

– Вообще-то я просто гуляю, – ответила она и выжидательно посмотрела на парня.

– Мы могли бы погулять вместе, – предложил незнакомец. – В моей машине. Идет?

Лена якобы задумалась. Парень ждал.

– О'кей, – решилась наконец-то она. – Я согласна.

Молодой человек вышел из автомобиля, распахнул перед Еленой дверцу и торжественно пригласил:

– Мадемуазель, прошу! Я предчувствовал, что этот вечер будет отмечен необычной, волнующей встречей. И это произошло. Лена сдержанно улыбнулась, ликуя в душе, и села в машину.

Катя шла с работы. В кармане болтался газовый баллончик, в пестром пакете – четыре женских журнала на итальянском языке и до неприличия огромный набор конфет. Журналы ей принесла Орыся, а конфеты она обнаружила на своем столе с запиской: «Подарок для Кати».

Анализ почерка не оставлял сомнений по поводу личности дарителя. Это был Виктор Сергеевич. Босс нежно щурился, но все же не приближался к вероломной секретарше ближе чем на два метра: его еще заставляли вздрагивать воспоминания о горячем кофе и острой булавке.

Катерина, конечно же, взвилась и ринулась возвращать нежданный сувенир, но Орыся ее осадила.

– Глупышка, – сказала она, – ешь конфеты и наслаждайся преимуществами, которые дает тебе твоя обалденная внешность!

– Но он расценит это как согласие! – возмутилась Катя. – Что я готова принять его покровительство!

– Ничего он не расценит. Ну, коробка шоколада. Ну и что? Ты думаешь, ему требуется твое согласие? Он изнасилует тебя на этом кожаном диване, когда ему заблагорассудится. И если он до сих пор этого не сделал, то лишь потому, что, как хороший актер, держит паузу. Наслаждается предвкушениями.

– Я уволюсь, – угрюмо сказала Катерина.

– Конечно, уволишься, – философски согласилась Орыся. – Но пока пауза длится, ты будешь получать каждый месяц свои пятьсот сорок долларов. Уволишься, когда угроза насилия станет очевидной. А пока избегай замкнутых пространств, чтобы не оказаться в запертой комнате с Витюшей. А конфеты тебя ни к чему не обязывают...

«Действительно, – думала Катерина, двигаясь в потоке людей по улице, – конфеты ни к чему не обязывают. Съем килограмм шоколада сегодня вечером и пролистаю четыре журнала. Красота! Надо заняться итальянским языком...» На обложке одного из журналов была изображена Жасмин Гяур. Она сидела на песке и хитроумно прикрывала некоторые детали загорелого тела своим же телом. В результате было видно все и не видно ничего. Высокое искусство.